Неточные совпадения
Говоря о слоге этих сиамских братьев московского журнализма, нельзя не вспомнить Георга Форстера, знаменитого товарища Кука по Сандвическим островам, и Робеспьера — по Конвенту
единой и нераздельной республики. Будучи в Вильне профессором ботаники и прислушиваясь к польскому
языку, так богатому согласными, он вспомнил своих знакомых в Отаити, говорящих почти одними гласными, и заметил: «Если б эти два
языка смешать, какое бы вышло звучное и плавное наречие!»
Познанием чуждого
языка становимся мы гражданами тоя области, где он употребляется, собеседуем с жившими за многие тысячи веков, усвояем их понятия; и всех народов и всех веков изобретения и мысли сочетоваем и приводим в
единую связь.
— А я вам скажу одно, Виталий Кузьмич, — вкрадчиво шептал Сахаров, тоже вкушая
единую от трудов праведных, — какая голова у вас, Виталий Кузьмич! Ах, какая голова!.. Если бы к этой голове да другой
язык — цены бы вам не было…
Словом, чтобы точнее определить его душевное состояние, выражусь стихами поэта: «И внял он неба содроганье, и горних ангелов полет, и гад земных подводный ход, и дольней лозы прозябанье!» Точно в такой же почти сверхъестественной власти у Бема были и
языки иностранные, из которых он не знал ни
единого; несмотря на то, однако, как утверждал друг его Кольбер, Бем понимал многое, когда при нем говорили на каком-нибудь чужом
языке, и понимал именно потому, что ему хорошо известен был
язык натуры.
Двойная цель издания вполне объясняет нам, почему в «Собеседнике» рядом со статьями о нравах встречаются определения синонимов, вместе с лучшими поэтическими произведениями того времени — филологические исследования о свойствах славянского
языка или критики, в которых «ни
единое е, ни
единое и, нечаянно, не у места поставленные в «Собеседнике», не пропущены».
У Юма она имела субъективно-человеческое значение — «быть для человека», у Беркли получила истолкование как действие Божества в человеческом сознании; у Гегеля она была транспонирована уже на
язык божественного бытия: мышление мышления — само абсолютное,
единое в бытии и сознании [К этим общим аргументам следует присоединить и то еще соображение, что если религия есть низшая ступень философского сознания, то она отменяется упраздняется за ненадобностью после высшего ее достижения, и только непоследовательность позволяет Гегелю удерживать религию, соответствующую «представлению», в самостоятельном ее значении, рядом с философией, соответствующей «понятию».
— «Сердце наше привлекла еси, сестро моя, невесто! Сердце наше привлекла еси
единым от очию твоею,
единым монистом выи твоея!.. Что удобреста сосца твоя, сестро моя, невесто! Что удобреста сосца твоя паче вина, и воня риз твоих паче всех аромат? Сот искáпают устно твоя, невесто! Мед и млеко под
языком твоим и благовоние риз твоих, яко благоухание Ливана!»
Теперь дело было сделано: от Орды Русь была свободна. Народ русский,
единый по крови, по вере и
языку, имел вместо многих князей одного государя. Удачи победы и великий ум Иоанна III еще более возвысили мнение русских о самих себе и о величии своего государя.
Вот почему нужно прямо и решительно заявить — никакой великорусской культуры нет, как нет и культуры малорусской, есть только
единая русская культура, объединенная великим русским
языком, который не есть
язык великорусский.
Русская литература поведала всему миру о существовании
единой нераздельной России, духовно объединенной
единым, царственным русским
языком.
Эманации великого русского
языка покоряли все народности, населяющие Россию, духовной мощью своей заставляли признать русскую литературу своей литературой, вызывали сознание принадлежности к
единой, великой культуре Пушкина и Гоголя, Достоевского и Толстого.